Основы
Шестой «В» класс, урок ОБЖ, учителя нет. Нет, не так: учителя – нет. Имею в виду, в принципе нет: старый уже уволился, а новый ещё официально не принят, поэтому шестой «В» стоит на ушах.
ОБЖ впору называть защитой от тёмных искусств, и даже не потому, что формально это как бы защита, а потому, что преподаватель меняется каждый год и даже чаще. Шестой «В» год назад застал сначала некого дедушку, который засыпа́л на уроках и уволился через две недели после начала учебного года – наверное, хотел подработку на пенсии, но как-то не сложилось. Потом пришла строгая большая женщина, которая заставляла переписывать учебник – если бы на тот момент мы читали пятую часть Гарри Поттера, её точно прозвали бы Амбридж. Наконец, последним ушёл дядечка, который одному классу представился майором, другому подполковником, третьему полковником; дети его супербыстрый карьерный рост не оценили, прозвали генералиссимусом, и довольно скоро он под тяжестью насмешек написал заявление по собственному желанию.
И вот теперь шестой «В» сходил в кабинете ОБЖ с ума, потому что, судя по всему, урока не будет по причине отсутствия учителя: носился по кабинету, орал, но самое крутое – нарисовал мелом на двери в каптёрку мишень, и мужская половина соревновалась в точности метания в эту мишень карандашей, а женская – болела, визжала, делала ставки и поддерживала полюбившихся спортсменов.
И, вероятно, всё просто закончилось бы тем, что на шум пришёл бы завуч и построил всех по струнке, если бы не случилось невозможное: ручка двери в каптёрку кабинета ОБЖ (которая всегда была заперта) внезапно опустилась… а в следующее мгновение дверь с адским скрипом открылась, и из каптёрки вышел двухметровый худой мужчина с длиннющими руками и пышными усами. Сейчас, спустя пятнадцать лет, я могу добавить ещё то, что ему было под сорок и вообще он выглядел вполне добродушно, но тогда я (как и мои одноклассники) совершенно потерял способность анализировать информацию, потому что натурально врос в развалившийся паркет от неожиданности.
Двухметровый усатый мужчина обвёл класс взглядом (прямо по-актёрски выпучив глаза то ли удивлённо, то ли агрессивно), и этого нам, школьникам, хватило, чтобы разморозиться, разбежаться и встать по стойке смирно у своих мест. А когда суматоха улеглась, мужчина-из-каптёрки прошёл через центр класса к убитой коричневой школьной доске, на которой было невозможно писать, и повернулся к классу.
– Здравствуйте, дети. Меня зовут Владимир Юрьевич, я ваш новый учитель ОБЖ. Садитесь.
Сели, замерли. С ума сойти, Владимир Юрьевич был, похоже, выше Мити, а в Мите официально два метра шесть сантиметров.
– Так, а это, видимо, наш учебник, – то ли вопросительно, то ли утвердительно продолжил Владимир Юрьевич и взял с учительского стола узенькую сине-сиреневую книжку. Покрутил её в руках задумчиво, точно забыв о том, что стоит перед двадцатью школьниками; после чего наклонился, достал из-под учительского стола мусорное ведро, поставил его на стол. А через секунду демонстративно небрежно бросил в ведро книжку и похлопал в огромные ладоши, как делают после хорошо сделанного дела. Сдержать эмоций нам, школьникам, не удалось – завопили, закрутились, Лёва загоготал; впрочем, одного движения брови Владимира Юрьевича хватило, чтоб мы позатыкались. Нет, не от страха, а из интереса к происходящему: будет глупо отвлечься и пропустить ещё что-нибудь безумное.
– Учиться ОБЖ по книжке – это полный бред, – заявил Владимир Юрьевич, и я сразу почувствовал, как мне хочется его поддержать. Наверное, врождённая ненависть к книжкам. – Самым важным вещам такая книга не научит; например, зажечь спичку. Бывают случаи, когда зажжённая спичка спасает жизнь. Приведёте пример?
Через пять минут тянущихся рук, выкриков с места и дискуссий пришли к следующим ситуациям: Кормак из «Пятого элемента» пытается включить камень огня, и Назим ночью заблудился в лесу. У каждого из героев всего одна спичка; решили в качестве модельного примера оставить Назима в лесу по причине большей реалистичности.
Владимир Юрьевич крутил в руках спичечный коробок.
– Давайте так: кто сможет зажечь спичку, тому поставлю пять в четверти.
Класс напрягся. Получить пять в четверти за зажжённую спичку?
– Ребят, давайте смелее, я не шучу. Зажечь спичку и добыть огонь – это действительно необходимый для выживания навык; если вы его продемонстрируете – значит, вы сможете выжить; значит, по основам безопасности жизнедеятельности у вас заслуженная пятёрка.
После ещё минуты переглядываний и перешёптываний к Владимиру Юрьевичу был делегирован Лёва, чтобы зажечь спичку и получить пять в четверти. Впрочем, шёл Лёва довольно неуверенно и ожидая подвоха, а мы смотрели на Лёву, как на героя.
– Держи, – Владимир Юрьевич протянул Лёве спичку.
Тот постоял несколько секунд со спичкой в руках – и тут мы все поняли, в чём дело.
– А коробок?
– Пф, с коробком каждый может, а ты давай без коробка!
– Так я не могу без коробка!
– А не можешь – так садись, – усмехнулся Владимир Юрьевич, и Лёва развёл руками и отправился обратно на место без пятёрки в четверти.
А потом Владимир Юрьевич зажёг спичку обо всё на свете: об разбитую коричневую доску, о подошву ботинка, о другую спичку – и каждый акт его представления мы встречали воплями и аплодисментами.
– Теперь задание, народ. Условия остаются прежними: кто сможет зажечь на следующем уроке спичку без коробка получает пять. Только не в четверти, это слишком жирно, но просто как текущую оценку. Договорились? Договорились. И ещё одно домашнее задание: представьте, что Назим таки заблудился в лесу, и у него с собой только спичечный коробок. Но это коробок, в котором может быть, что угодно. Вопрос: что Назиму стоит взять с собой в лес такого, что с одной стороны обеспечит ему выживание, а с другой – поместится в спичечном коробке? Задание ясно?
Мы завопили, что ясно, и даже начали выкрикивать идеи, но Владимир Юрьевич поднял руки и всех сразу угомонил.
– Нет, не сейчас, а дома. И желательно самостоятельно: чем больше у нас будет разных идей, тем более надёжный коробок для выживания у нас по итогу получится. Всё, всем спасибо, все свободны.
– Владимир Юрьевич, так ещё до звонка две минуты…
– Первые придёте в столовую. Только, разумеется, без шума, не будем мешать другим классам, договорились?
– Договорились!
И Владимир Юрьевич – вот так за один урок стал нашим любимым учителем.
Удивительно, но и сейчас я, закончивший школу девять лет назад, помню некоторые уроки ОБЖ практически наизусть, причём темы, которые мы порой поднимали, сложно назвать детскими. Например, мы обсуждали психологическую шкалу настроения, причины суицида, действие наркотиков и алкоголя на организм, методы манипуляции сознанием. Планировали наше поведение, если вдруг школу захватят террористы, а с учётом того, что от моего Георгиевска до Беслана всего три часа пути, эти предупредительные разговоры были особенно остры и актуальны.
В две тысячи восьмом на фоне грузино-осетинского конфликта, который тоже, можно сказать, произошёл под боком (даже несколько знакомых туда отправились в составе миротворческих сил), на уроках ОБЖ мы говорили о причинах войн, о методах их ведения, о пропаганде и важности информации, о диверсионных группах, об эволюции формата сражений – и всё это с примерами как горячими и живыми, так и историческими. Мне кажется, что и о Второй Мировой войне на уроках ОБЖ я узнал не меньше, чем на уроках истории.
Пропустить урок ОБЖ – это как пропустить серию любимого сериала; и если вдруг с кем-то такое происходило, весь остальной класс взахлёб рассказывал неудачнику новую порцию тайн вселенной, поведанную Владимиром Юрьевичем.
Каптёрку, которая раньше всегда была заперта и выступала этаким складом никому не нужных вещей, Владимир Юрьевич перестроил в свою личную учительскую: навёл там порядок, организовал реквизит для занятий (в том числе, например, ОЗК, прибор для химической разведки, огнетушители разного типа и ещё миллион безумных удивительных штук), поставил компьютер, наладил вентиляцию. Вентиляция нужна была потому, что прямо в этой каптёрке Владимир Юрьевич на переменах курил.
А мы, школьники, курили за библиотекой (я не курил, это пацаны курили, а я просто рядом стоял), и как-то раз, ещё до того, как Владимир Юрьевич сделал в каптёрке вентиляцию, прямо в разгар «кальянной» наш любимый ОБЖшник появился за библиотекой, натурально парализовав восьмиклассников своим присутствием.
– Не суетимся, народ. Прикурить есть у кого?
Назим дрожащими руками протянул Владимиру Юрьевичу зажигалку.
– Ага, мерси. Да не напрягайтесь вы, я никому не скажу. Но с этой дрянью завязывайте, если не хотите откинуться от рака лёгких, – и как будто в подтверждение своих слов Владимир Юрьевич знатно прокашлялся.
В том же восьмом классе я начал писать уже вполне осознанные стихи, и пусть сейчас мне за них весьма стыдно, это был необходимый этап, так сказать, творческого становления. Книга, которая на меня оказала огромное влияние – «Куда идёшь» Генрика Сенкевича, и у меня возникла «замечательная» идея рассказать эту же историю в стихах; масштабы работы меня (почему-то) не пугали, а один из наскоро написанных эпизодов (уж не помню, как) попал в руки Владимиру Юрьевичу, и тот предложил его обсудить.
– Не против, если я закурю? – мы сидели в каптёрке: Владимир Юрьевич с сигаретой в зубах нахмурено листал странички с моими стихами, а я ёрзал на стуле перед компьютером в ожидании его вердикта.
– Вот смотри, ты пишешь:
…И вот они – ворота в рай!
Откройтесь же; к себе пускай,
Прекрасный, дивный уголок,
Добрались Человек и Бог.
Но ты ведь понимаешь, что верующие тебя за такое распнут?
– Не понял?
– Насколько я помню Библию, Бог создал землю, рай, человека, а у тебя он с Адамом идёт по пустыне в поисках рая. Выходит, что ты противоречишь Библии, а значит, попадаешь в категорию еретиков.
– Но я же метафорично!
– Метафорично или не метафорично, но если у человека христианство головного мозга, то гореть тебе, Степан, на костре инквизиции. Но я знаю решение.
Я чувствовал, что у меня от волнения (и от близости костра) дрожат руки, и я с трудом сглотнул:
– Какое?
– Напиши в начале стихотворения, что это апокриф.
– Что?
– Апокриф. Это как бы религиозное произведение, но которое не претендует на истину. И тогда никаких проблем с инквизицией не будет.
Так в четырнадцать лет я узнал, что такое апокриф.
Через несколько лет я поступил на Химфак МГУ; ещё через год, так получилось, уже сам начал преподавать. И внезапно обнаружил, что в моём преподавательском поведении то и дело проявляются черты Владимира Юрьевича: это острые и горячие примеры, не самые детские шутки, неформальный тон, активная жестикуляция, лёгкое отношение к оценкам и ещё пятьдесят пунктов, а самое главное – детям такой формат удивительным образом заходил и заходит.
Уже во время написания диплома я вернулся в школу на встречу выпускников, где в частности пересёкся с Владимиром Юрьевичем: теперь он уже был лысый, но с бородой (волосы как бы просто перетекли сверху вниз), а в остальном, можно сказать, он не изменился.
Говорили много, говорили обо всём; а завершился диалог так:
– И куда ты теперь, после университета?
– Глобально есть два варианта, думаю. Первый – зовут в аспирантуру в США. Второй – остаться в аспирантуре Химфака и параллельно так же преподавать в школе.
Владимир Юрьевич усмехнулся:
– Ну, выбор, я думаю, очевиден.
– Да, наверное. Скорее всего я останусь, не хочу бросать школьников. Кстати, знаете, это ведь вы меня во многом вдохновили на преподавание.
На лице Владимира Юрьевича отобразилось сначала удивление, а потом ужас.
– Чтооо? Ты собираешься остаться? Степан! Я – на своём – примере…
Схватил с учительского стола случайную тетрадку и одним движением вырвал из неё лист бумаги.
–…Взял свою жизнь, смял!..
Скомкал вырванный лист.
–…Выбросил её в урну!..
В самом деле выбросил страничку с чьей-то контрольной в урну.
–…Показал, как НЕ нужно делать! А он мне говорит – вдохновился моим примером! Степан, ты больной или как?
Но, несмотря на перформанс, было ясно, что ему приятно. Расстались мы очень тепло.
И расстались, как выяснилось, навсегда. Очень скоро у Владимира Юрьевича нашли рак, а через полгода во время операции оторвался тромб.
Наверное, будет лишним описывать, насколько большая это потеря; Владимир Юрьевич взрастил и воспитал целое поколение ребят и научил вещам, которым обычно в школе не учат. Конкретно в моём случае – наверное, я бы и не пошёл преподавать, не будь у меня-школьника перед глазами такого гиганта (и я сейчас метафорично; так сказать, апокрифично); а если и пошёл бы – точно не был бы тем, кем являюсь.
Спасибо, Владимир Юрьевич, за всё спасибо; и светлая вам память.
